Никите Романовичу дано село Преображенское

Читайте полный текст былины - Никите Романовичу дано село Преображенское

Да в старые годы, прежние,

В те времена первоначальныя,

Когда воцарился царь-государь,

А Грозной царь Иван Васильевич,

Что взял он царство Казанское,

Симеона царя во полон полонил

С царицею со Еленою,

Выводил он измену из Киева,

Что вывел измену из Нова-города,

Что взял Рязань, взял и Астрахань.

А ныне у царя в каменной Москве

Что пир идет у него навеселе,

А пир идет про князей, про бояр,

Про вельможи, гости богатыя,

Про тех купцов про сибирскиех.

Как будет летне-ет день в половина дня,

Смиренна беседушка навеселе,

А все тута князи-бояра

И все на пиру напивалися,

Промеж собою оне расхвасталися:

А сильной хвастает силою,

Богата-ет хвастает богатеством.

Злата труба в царстве протрубила,

Прогласил царь-государь, слово выговорил:

«А глупы бояра, вы, неразумныя!

А все вы безделицой хвастаетесь,

А смею я, царь, похвалитися,

Похвалитися и похвастати,

Что вывел измену я из Киева

Да вывел измену из Нова-города,

А взял я Резань, взял и Астрахань».

В полатах злата труба протрубила,

Прогласил в полатах царевич молодой,

Что меньшей Федор Иванович:

«А грозной царь Иван Васильевич!

Не вывел измены в каменной Москве:

Что есть у нас в каменной Москве

Что три большия боярина,

А три Годуновы изменники! ».

За то слово царь спохватается:

«Ты гой еси, чадо мое милое,

Что меньшей Федор Иванович!

Скажи мне про трех ты бояринов,

Про трех злодеев-изменников:

Первова боярина в котле велю сварить,

Другова боярина велю на кол посадить,

Третьева боярина скоро велю сказнить».

Ответ держит тут царевич молодой,

Что меньшей Федор Иванович:

«А грозной царь Иван Васильевич!

Ты сам про них знаешь и ведаешь,

Про трех больших бояринов,

Про трех Годуновых-изменников,

Ты пьешь с ними, ешь с еднова блюда,

Единую чарой с ними требуешь! ».

То слово царю не взлюбилося,

То слово не показалося:

Не сказал он изменников по имени.

Ему тута за беду стало,

За великую досаду показалося,

Скрычал он, царь, зычным голосом:

«А ест(ь) ли в Москве немилостивы палачи?

Возьмите царевича за белы ручки,

Ведите царевича со царскова двора

За те за вороты москворецкия,

За славную матушку за Москву за реку,

За те живы мосты калиновы,

К тому болоту поганому,

Ко той ко луже кровавыя,

Ко той ко плахе белодубовой! ».

А все палачи испужалися,

Что все в Москве разбежалися,

Един палач не пужается,

Един злодей выступается:

Малюта-палач сын Скурлатович.

Хватя он царевича за белы ручки,

Повел царевича за Москву за реку.

Перепахнула вестка нерадошна

Во то во село в Романовское,

В Романовское во боярское

Ко старому Никите Романовичу,

Нерадошна вестка, кручинная:

«А и гой еси, сударь мой дядюшка,

Ты старой Никита Романович!

А спишь-лежишь, опочив держишь,

Али те, Никите, мало можется?

Над собою ты невзгоды не ведаешь:

Упала звезда поднебесная,

Потухла в соборе свеча местная,

Не стало царевича у нас в Москве,

А меньшева Федора Ивановича! ».

Много Никита не выспрашивает,

А скоро метался на широкой двор,

Скричал он, Никита, зычным голосом:

«А конюхи, мои приспешники!

Ведите наскоре добра коня

Неседленова, неуздонова! ».

Скоро-де конюхи металися,

Подводят наскоре добра коня,

Садился Никита на добра коня,

За себе он, Никита, любимова конюха хватил,

Поскакал за матушку Москву за реку,

А шапкой машет, головой качает,

Кричит, он ревет зычным голосом:

«Народ православной! не убейтеся,

Дайте дорогу мне широкую! ».

Настиг палача он во полупутя,

Не дошед до болота поганова,

Кричит на ево зычным голосом:

«Малюта-палач сын Скурлатович!

Не за свойской кус ты хватаешься,

А этим кусом ты подавишься!

Не переводи ты роды царския! ».

Говорит Малюта, немилостивой палач:

«Ты гой, Никита Романович!

А наше-та дела повеленое.

Али палачу мне самому быть сказнену?

А чем окровенить саблю вострую?

Что чем окровенить руки, руки белыя?

А с чем притить к царю пред очи,

Пред ево очи царския? ».

Отвечает Никита Романович:

«Малюта-палач сын Скурлатович!

Сказни ты любимова конюха моево,

Окровени саблю вострую,

Замарай в крове руки белыя свои,

А с тем поди к царю пред очи,

Перед ево очи царския! ».

А много палач не выспрашивает,

Сказнил любимова конюха ево,

Окровенил саблю вострую,

Заморал руки белые свои,

А прямо пошел к царю пред очи,

Подмастерья ево голову хватил;

Идут к царю пред очи ево царския,

В ево любимою крестовою.

А грозны царь Иван Васильевич,

Завидевши сабельку вострую,

А востру саблю кровавую

Тово палача немилостива,

Потом же увидел и голову у них,

А где-ка стоял он, и тута упал:

Что резвы ноги подломилися,

Что царски очи замутилися,

Что по три дня ни пьет не ест.

Народ-християне православныя

Положили любимова конюха

На те на телеги на ординския,

Привезли до Ивана Великова,

Где кладутся цари и царевичи,

Где их роды, роды царския,

Завсегда звонят во царь-колокол.

А старой Никита Романович,

Хватя он царевича, на добра коня посадил,

Увез во село свое Романовское,

В Романовское и боярское.

Не пива ему варить, не вина курить,

А пир пошел у него на радостях,

А в трубки трубят по-ратному,

Барабаны бьют по-воинскому,

У той у церкви соборныя

Сбирались попы и дьяконы,

А все ведь причетники церковныя,

Отпевали любимова конюха.

А втапоры пригодился царь,

А грозны царь Иван Васильевич,

А трижды земли на могилу бросил,

С печали царь по царству пошел,

По тем широким по улицам.

А те бояре Годуновые идут с царем,

Сами подмолвилися:

«Ты грозны царь Иван Васильевич!

У тебя кручина несносная,

У боярина пир идет навеселе,

У старова Никиты Романовича».

А грозны царь он и крут добре:

Послал посла немилостивова,

Что взять его, Никиту, нечестно к нему.

Пришел посол ко боярину в дом,

Взял Никиту, нечестно повел,

Привел ко царю пред ясны очи.

Не дошед, Никита поклоняется

О праву руку до сыру землю,

А грозны царь Иван Васильевич

А в правой руке держит царской костыль,

А в левой руке держит царско жезло,

По нашему, сибирскому, — востро копье,

А ткнет он Никиту в праву ноги,

Пришил ево ко сырой земли,

А сам он, царь, приговаривает:

«Велю я Никиту в котле сварить,

В котле сварить, либо на кол посадить,

На кол посадить, скоро велю сказнить:

У меня кручина несносная,

А у тебя, боярина, пир навеселе!

К чему ты, Никита в доме добре радошен?

Али ты, Никита, какой город взял?

Али ты, Никита, корысть получил? ».

Говорит он, Никита, не с упадкою:

«Ты грозны царь Иван Васильевич!

Не вели мене казнить, прикажи говорить:

А для того у мене пир навеселе,

Что в трубочки трубят па-ратному,

В барабаны бьют по-воинскому —

Утешают млада царевича,

Что меньшева Федора Ивановича! ».

А много царь не выспрашивает,

Хватя Никиту за праву руку,

Пошел в палаты во боярския,

Отворяли царю на́ пету,

Вошел в палаты во боярския.

Поднебестна звезда уж высоко взашла,

В соборе местна свеча затеплялася,

Увидел царевича во большом месте,

В большом месте, в переднем угле,

Под местными иконами, —

Берет он царевича за белы ручки,

А грозны царь Иван Васильевич,

Целовал ево во уста сахарныя,

Скричал он, царь, зычным голосом:

«А чем боярина пожаловати,

А старова Никиту Романовича?

А погреб тебе злата-серебра,

Второе тебе — питья разнова,

А сверх того — грамата тарханная;

Кто церкву покрадет, мужика ли убьет,

А кто у жива мужа жену уведет

И уйдет во село во боярское

Ко старому Никите Романовичу, —

И там быть им не в вы́доче».

А было это село боярское,

Что стало село Пребраженское

По той по грамоте тарханныя.

Отныне ана словет и до веку.